Колонка от 2 июля

Коллега рассказала: дочке её подруги, выпускнице журфака, настойчиво советуют не валять дурака и идти в отдел общественных связей в местное управление МВД. Мол, работёнка не пыльная, деньги неплохие, отпуск большой и с бесплатным проездом, в сорок пять получишь пенсию — и свободна, как Куба. Согласитесь, на фоне нынешних пенсионных новостей такое звучит особенно весомо. Да ведь и не только в деньгах (не только в отпусках, не только в пенсиях) дело — есть у силовиков* и иные пряники, нематериальные, но тоже весьма убедительные. Вот для примера свежая новость. На заседании профильного комитета Госсовета Республики Коми у кандидатки в мировые судьи спросили, как она относится к оправдательным приговорам. Та ответила: «Оправдательный приговор — это нонсенс» — и пояснила, что до вынесения судебного решения правоохранительные органы уже делают «основную работу». Больше вопросов к ней не было, своё назначение она получила. Речь не о доле оправдательных приговоров в судебной практике; кандидатка выдвинула, а депутаты согласно приняли тезис гораздо более сильный: непогрешимость. Про любого на свете человека, сделавшего пусть самую большую «основную работу», можно предположить, что он сделал её с ошибкой, а про правоохранителей — нельзя. Не ошибаются они. Да они и сами так думают — ср. новую серию злоключений карельского историка Дмитриева. Его усердно сажали в прошлом году за детскую порнографию, но суд его в этом оправдал (хоть оправдательный приговор и нонсенс). Вместо извинений Дмитриева задержали и, похоже, снова обвиняют в чём-то подобном — не могли же СК и прокуратура в нём ошибиться! Страна у нас большая; возможно, где-то и случается, что правоохранители признают свою неправоту и публично просят прощения; но я о таких новостях как-то не слышу. Вот и ещё резон идти в силовики: будешь всегда прав и никогда не будешь извиняться перед штафирками.

Понятно, что силовики в государстве неизбежно несколько отличены от прочих граждан, получают некоторые привилегии в обмен на исполнение особых обязанностей; тут вопрос в балансировке, которая, на мой взгляд, сейчас оставляет желать много лучшего. Но сходные проблемы возникают у нас и в беспогонном поле — и там они куда менее понятны. Не случайно у нас неимоверно много новостей не о том, что нечто сделано (изобретено, написано и проч.), а о том, что нечто запрещено или — в таких-то рамках — разрешено. Даже в экономических и культурных новостях кишат регулятивные свершения. Соответственно и люди, занимающиеся вечным переписыванием правил и контролем за их исполнением, обрели у нас какую-то явно чрезмерную значимость. Идеальный пример, конечно, Рособрнадзор, за последние недели заставивший о себе говорить трижды. Во-первых, его более чем правдоподобно обвинили в утечках материалов к ЕГЭ, а он в ответ лишь посулил засудить обвинителя. Во-вторых, он в очередной раз вызвал негодование чуть не всего научного сообщества, по откровенно дурацким причинам лишив аккредитации «Шанинку», небольшой, но весьма авторитетный негосударственный вуз. Наконец, в-третьих, именно в эти дни завершается процедура существенного расширения полномочий самого РОН. Подчеркнём: по первым двум поводам про Рособрнадзор публично сказано столько обличительных (на мой вкус, вполне справедливых) слов, что его впору бы закрыть, — но третьего повода, резкого усиления полномочий надзирателей, это ни на день не отодвинет. Рособрнадзор получит ещё больше возможностей для нанесения вреда отечественным образованию и науке, будет ещё веселее сносить учёные головы за неровно расчёсанный пробор, а его хулители утрутся — и пусть радуются, если одним утиранием всё и ограничится. На классический вопрос: «Кто устережёт самих сторожей?» — вновь получен классический ответ: никто. А теперь, возвращаясь к предмету нашего обсуждения, скажите: удивляет ли вас, что каждый пятый учитель собирается уходить с работы, а про дефицит управленцев и контролёров в образовательных структурах никто и никогда не слыхивал? Что есть серьёзная проблема оттока научных кадров, но совершенно нет эмиграции надзирающих за наукой чиновников?

Понятно, что сорок процентов молодых людей в силовые структуры работать не пойдут — просто не поместятся. Но понятно и другое: налицо явный перекос в мотивациях, с которым уже пора начинать бороться, поскольку он очевидно опасен. Если год за годом повторять, да не словами, а на практике, что делать что бы то ни было — будь то в производстве или в науке, в культуре или в торговле — куда более рискованно и куда менее комфортно, чем это же нечто контролировать и стеречь, то люди усвоят урок. Как бы потом не оказалось, что контролировать, регулировать да стеречь постепенно становится нечего.